Февраль 2011 г.

Лучший на свете «У Дивных гор» 8 февраля - День российской науки Папа для Егорки Если у вас есть братишка... Любимая Масленица В правом углу центрального круга Шоколадный хирург Палаш и вилы Русский витязь Под солнцем Италии Вот такая хохлома Викторина, посвященная Сервантесу Зачем прапрадед Льва Николаевича похитил прадеда Александра Сергеевича? От циновки до Ла Скала Жизнь под чужим именем Торнадо заказывали? Откуда мы знаем, как все это было? Пролетая над собором Снежные танки Зверские... заблуждения! Котастрофа Даешь футбол!!! Мы не на Царицыном лугу

Елена Ракитина

У Егорки не было папы.

То есть он, конечно, где-то был, потому что в прошлом году прислал по почте розового слона. На квитанции с похожими на монетки печатями так и было написано: «Синицыну Егору Олеговичу».

Непонятно, зачем взрослому человеку розовый зверь, но Егорка слона любил. У слона в бархатном кармашке лежала записка: «От папы в день рождения».

Вот и все, что мы про него знали. Ну, живет где-то, покупает розовых слонов и никогда не приходит в гости.

Раньше я думал, что моего папы Егорке достаточно.

Из детского сада, например, он забирал нас обоих. Стоило папе просунуть голову в дверь, как Елена Федоровна радостно восклицала: — До свидания, Черкашин-Синицын!

Мы выбегали, улюлюкая и повизгивая, и прыгали на моего папу, как обезьянки. И когда папа копался в карбюраторе, то промасленные тряпки мы вдвоем подавали. И на лыжах вместе ходили, и по очереди играли с папой в настольный теннис.

Когда папа хвалил меня, он хвалил и Егорку. И если прижимал к себе ласково, то сразу обоих. У него ведь две руки, у моего папы!

Но после сочинения про семью, которое мы писали дома, а потом читали вслух всему классу, Егорка загрустил.

Как выяснилось, почти у всех ребят были папы и много бабушек с дедушками, теть с дядями, сестер с братьями, в общем, родни на целый троллейбус!

У Котиковой почему-то даже племянник.

Егорка сказал, отвернувшись к окну:

— А у меня только мама.

И правда, к нему на день рождения приходили мамины сотрудницы да мы с Петровым.

— Наверное, твои родственники живут далеко…— утешил я. — С верблюдами или пингвинами.

— А слон?.. — нахмурился Егорка.

— Может, и со слонами живут. Пасут их где-нибудь в Африке.

— Розовый слон, — уточнил Егорка. — Его из нашего города прислали. Папа близко.

Примерно через месяц он открыл мне страшную тайну.

— Мой папа засекреченный… — таинственно прошептал Егорка. — Никому, понял?

— Как засекреченный? Иностранный разведчик?

— Не знаю… Только из-за секретности ему приходится смотреть на меня издалека.

— Откуда?!

— Видел, около нашей школы киоск «Ремонт обуви» поставили? — сузил глаза Егорка. — Там мой папа.

— Да ну? — ахнул я.

— Точно! У него родинка на подбородке, как у меня! А когда я иду мимо, папа никогда на меня не смотрит, чтобы я не понял, что он папа.

— Да может, он и не папа?

— Не веришь? — пожал плечами Егорка. — Проверишь!

Все это он рассказал на большой перемене, и я все уроки гадал, выдумывает Егорка чепуху или говорит правду.

Когда мы вышли из школы, он улыбнулся:

— Вот смотри. Сколько я здесь буду стоять, папа на меня и не глянет. А отойду, сразу высунет голову из окошка и будет смотреть вслед... Потому что видимся редко, понимаешь?

— Иди, — кивнул я.

Егорка двинулся мимо ларька, ускоряя шаг. Дяденька, который там чем-то стучал, не обратил на него никакого внимания. Я ждал-ждал и побежал за Егоркой:

— Не выглядывает!

— Просто он догадался, что ты мой друг. Не может он, когда я не один, выглядывать — рассекречиваться.

— Как же проверить?

— Да чего проверять! — махнул рукой Егорка. — Ты посмотри, он похож как две капли воды: и глаза, и нос, и родинка.

— Как же я посмотрю? Киоск не стеклянный.

— Я тоже думал — как? А потом у кроссовка подошву отодрал, и мама дала деньги на ремонт.

Я с восхищением посмотрел на Егорку! Не голова у человека, а Государственная Дума.

— Я принес ему кроссовок, — с волнением зачастил он, — а папа так странно на меня посмотрел и удивился, как так чудно разорвать можно было. И посоветовал смотреть под ноги, когда хожу!

— И что?

— Ну, он так сказал, потому что это мой папа!!! — воскликнул Егорка. — Если б другой кто принес, он бы ничего не советовал!!! Я специально как-то за ларьком стоял и слушал, что он людям говорит. Только цену починки, понял?

Я с сомнением покачал головой.

— Вот придем к тебе домой, я твой ботинок порву, тогда убедишься. Рассмотришь моего папу хорошенько — сам поймешь.

— Почему мой ботинок? — ахнул я.

— Свой дать не могу, — деловито пояснил Егорка. — Папа запомнил, что у меня тридцать четвертый размер. У него знаешь, какая память?! О-о-о!!!

В общем, Егорка был настроен решительно. Он в два счета расковырял ножом мой почти новый желтый ботинок, и мне пришлось выпрашивать у мамы деньги на ремонт.

— Чем только подошву клеят? — удивлялась она.— До зарплаты еще неделя, а ты рвешь.

Мама вытряхивала монетки из кошелька, искала их в карманах пальто, потом заняла у соседки. Мне было стыдно, но не мог же я рассказать про засекреченного Егоркиного папу!

На следующий день я подбежал с ботинком к ярко-голубому ларьку. Издалека он казался кусочком неба, свалившимся в траву.

Егорка бежал на расстоянии, чтобы никто не заподозрил, что мы вместе. Потом спрятался за школьным забором и все время подглядывал, раздвигая доски.

— Здравствуйте! — я протянул в окошко рваный ботинок и затаил дыхание. — Вот!

Вначале показалась кудрявая черная макушка, а потом весь дяденька. Ох, я и удивился!!! Он был загорелый, с косматыми бровями и горбатым носом, а говорил с акцентом. По-моему, он был грузин.

— Как так порвал, да? — громко удивился дяденька. — Чего с обувью сделал? Не понимаю!

Я смотрел на него во все глаза. Родинка на подбородке, и правда, была почти там же, где у Егорки.

Сапожник, все возмущаясь, вручил квитанцию, и я рванул к школе…

— Увидел? — сиял Егорка. — Похож?

— Не очень… — замямлил я. — У тебя волосы, как солома, и глаза серые, а у него все черное: и волосы, и глаза, и нос крючком, и вообще, это грузин!

— Сам ты грузин! — рассвирепел Егорка. — Это он маскируется, понял? И разговаривает так специально, и волосы специально красит.

— И завивает? — ошарашенно спросил я. — На бигуди?

— Не знаю, — шмыгнул носом Егорка. — Понимаешь, он никогда-никогда, ну совсем никогда, меня не видел, и чтобы хоть так встречаться, абсолютно загримировался и засекретился.

Я пожал плечами. Всякое в жизни бывает. В фильмах про разведчиков чего только не случается.

В общем, Егорка изорвал всю обувь дома, чтобы разговаривать с папой. Сначала свою, а потом за мамину принялся. Этот дяденька в ларьке уже его узнавал и кивал дружелюбно, когда мы проходили мимо.

А когда обувь у Егорки закончилась, он стал нашу выпрашивать.

— Подошву отрывать не буду, только каблуки, — клянчил он. — Каблук прибить недорого.

Два раза он отрывал, потом мама сказала, что оторвет мне уши.

Егорка надулся.

— Да ты просто так с папой говори, — посоветовал я, — хотя бы здоровайся.

И мы стали здороваться, когда шли в школу, а когда обратно, говорить «До свидания».

Папа Егоркин отвечал нам радостно и всегда спрашивал, не порвалось ли то, что он чинил.

И когда мы отвечали, что нет, поднимал большой палец и восклицал:

— Отлично!

Так продолжалось месяца два. А потом Егорка заболел, и утром, когда я шел в школу, папа, высунув голову из окошка, поинтересовался, где мой друг.

Это меня еще больше убедило, что он папа.

Когда я сказал, что у Егорки температура, он расстроился, два раза повторил, какие сам пьет таблетки от гриппа, и даже написал на бумажке названия.

Понятно, мой папа б тоже написал, если бы я болел.

Я тогда набрался смелости, все-таки мы разговорились по-дружески, и спросил:

— Скажите, пожалуйста, как вас зовут?

И он ответил:

— Зови дядя Саша.

— А по правде? — я сузил глаза, наклонился поближе и прошептал. — Олег, да?

— Почему Олег? Совсем даже не Олег! — удивился дяденька.

— Ну, признайтесь, что Олег. Мне можно! Я никому не скажу! — настаивал я, подмигивая.

Тогда Егоркин папа встал, порылся в сумке и достал паспорт. Рядом с фото, где подбородок с Егоркиной родинкой, было напечатано: «Сурен Петрович».

Я не поверил! Я перечитал три раза!

И такая на меня тяжесть навалилась, что я еле добрел до класса.

Все уроки я думал, как сказать обо всем Егорке, ведь он теперь такой счастливый ходил… Может, не говорить вовсе?! Только вдруг настоящий папа найдется, а Егорка не поймет, что настоящий, не узнает?

В конце дня мне впервые не хотелось идти домой.

Я долго стоял возле школы, а потом медленно-медленно побрел к Егорке. Все время останавливался и думал: как я приду, как все бухну, как отниму у Егорки папу?

Вздыхая и мучаясь, я не поехал на лифте, а поплелся пешком на восьмой этаж…

— Мишка? — удивилась Егоркина мама. — Не пущу. Заразишься.

Раньше я бы с радостью заразился, попросил бы Егорку на меня почихать и покашлять… Но сейчас… Сейчас было не до этого.

Я так маме и сказал, что не до этого. И она на секундочку разрешила войти.

Егорка лежал в постели. Горло замотано пушистым шарфом, под мышкой — градусник. Рядом, на тумбочке с лекарствами, глупо улыбался розовый слон.

Торопясь и сбиваясь, я стал рассказывать про Сурена Петровича.

Егорка не удивился.

— Подумаешь… — сказал он устало. — У него просто паспорт поддельный. Про такие паспорта в шпионских кино показывают.

— Смотри! — кивнул я и протянул Егорке записку. — Тут папа тебе лекарства написал.

Егорка развернул бланк квитанции, потом полез в кармашек к слону. Достал измятую записку, сравнил.

Я тоже посмотрел. Почерк был разным. На одной бумажке — буквы крупные и с наклоном, а на другой — какие-то закорючки.

— Это он специально! — заплакал Егорка. — Чтоб никто не догадался!!!

— Конечно! — согласился я, и у меня в носу что-то защипало. — Я так и понял.

Через три дня неизвестно почему ларьки снесли: и цветочный, и «Ремонт обуви». Остался только газетный. Там работала тетенька.

Елена Ракитина		Художник Катя Толстая
Страничка автора		Страничка художника