Как всегда, мгновенно пронеслось лето, полное
радостных и грустных событий. Было оно холодным, и мы скучали, потому что наш любимый
пляж со следами зверей постоянно затоплялся
большой водой прилива из-за дующего западного ветра. И лишь пару раз вода отползала, и тогда
мы с мисс Марусей-Ватсон и Тибальдом-Следопытом бежали на пляж «читать» следы. Но ничего особо интересного: все те же кабанчики,
енотовидная собака, лис, цапли, утки, ужи… Несколько снимков я все-таки сделала — это след
папы-лебедя (в сравнении с моим сапогом 40-го
размера!), и след торопливой лягушки. Надо сказать, что холодное лето разочаровало даже лягушек — наши тростниковые заросли не оглашались
хорами этих красавиц, они насупленно молчали.
Наше лето началось со спасения птицы. Пришли мы с собаками на огород, а там, в огромной
ванне с водой для поливки грядок, распахнув беспомощно крылышки, плавала птичка. Я ее подхватила, и у меня в руках оказалась почти
захлебнувшаяся, совершенно мокрая, с торчащими в разные стороны перышками непонятная
птичка, похожая на кукушонка.
Кто это, гадали мы? Была середина мая, и кукушки еще не
прилетели, а другие птицы еще
не обзавелись птенцами. Намокнув, птичка не могла летать
и с ладони камнем падала в траву.
Ее нужно было высушить. И моя подруга Алла
согласилась «сушить», уселась на перевернутое
ведро, подставив солнечным лучам ладонь с птицей, и закисла так минут на сорок. У Аллы затекла рука, а Маруся рядом успела заснуть и громко
захрапеть, пока птица сохла. Постепенно, высыхая,
птица уменьшилась в размерах и стала похожей…
на садовую славку! Взрослую садовую славку, которую в старину называли «славка-смородинка».
Видимо, во время перелета
(а летят эти птицы с зимовки аж из тропической Африки) ей захотелось пить,
и она упала в ванну. А может, ее сбили в полете ворона или ястребок. Славка
совершенно не беспокоилась, как будто всю жизнь провела на Аллиной
ладони. А потом вдруг, радостно пискнув «чек!»,
она взмыла в воздух и, пролетев метров десять,
плюхнулась в куст смородины. И сразу куст заголосил десятками птичьих голосов и зашевелился — оказалось, что там, молча и напряженно, целая
стая славок следила за «сушкой» их подруги. Мы
очень обрадовались и сами весело заскакали по
огороду. И удивительно: потом, когда бы я ни появлялась в саду, мне обязательно славки высвистывали песенку — такие журчащие трели из
нежных флейтовых звуков, как бы говоря: «спасибо!».
Марусина страсть — это выкапывание разных
камней и забрасывание ими окружающих. Стоит
на минуту остановиться на дороге, как она сразу
начинает рыть лапами землю, творя ямы и безобразия. Но как-то я подняла вывернутый Марусей
камень и изумилась! Оказалось, что гравий состоит из окаменелостей разных представителей
морской фауны (нам попались
брахиоподы, цефалоподы и кусочки аммонитов). По этой дороге на пляж двигаются толпы
отдыхающих, и никому не пришло в голову поднять кусочек
гравия — а в нем было даровано
нам чудо — отпечатки ракушек (и как мы выяснили, палеозойского периода — 225—580 млн лет!).
Кот Шура не может удержаться, чтобы не поймать ящерицу. И часто остается с хвостом несчастной в зубах — ящерицы отбрасывают хвост
в случае опасности. Вот такая «бесхвостая», толстая, светло-коричневая ящерица лежала на пне
от тополя у клумбы с цветами. А в один прекрасный день мы вдруг увидели, что на этом пне греются на солнце восемь маленьких ящерок!
Как только начала созревать слива, к нам в сад
стал захаживать лис. Никогда бы не подумала,
что лисы — большие любители сладкой сливы! Он
даже косточки не выплевывал! Однажды утром,
когда я вышла на лужайку у дома, Тибальд, пролаяв: «Какой негодяй! Держи его!», умчался «по
следу» лиса, вломившись в дыру в заборе, сделанную кабанами. А я, посмотрев в сторону, вдруг
увидела, как с нашего участка к морю, весело размахивая
хвостом, спокойно спускался
лис. Вот хитрец! Он запутал
свои следы, направив Тибальда в сторону леса, а сам, не
спеша, наевшись сливы, пошел к морю, в тростники, с надеждой закусить там еще и
утятинкой…
Яблоки в этом году были настолько обильны,
что ветви деревьев гнулись под тяжестью плодов.
И все эти красивые плоды были абсолютно червивыми! На них с воплями налетели дрозды и
сойки. Последние очень радовались обилию
яблок с червяками, потому что был неурожай
желудей, их основного корма. И конечно — примчались кабаньи дети с мамашей! Каждую ночь
из нашего сада раздавалось чавканье, хрюканье и топот!
Повадился ходить к нам в сад
и двухлетний подсвинок. Меня
егерь попросил набрать в мешки
падалицу для прикорма оленей
и косуль в лесу. Я долго ползала
под яблонями — очень это утомительное дело, но все-таки нагребла целый мешок плодов.
Через два дня приехал егерь и
спрашивает меня: «Что это?»
Гляжу — а в мешке одни огрызки
от яблок! Этот ленивый юный
свин, побродив по саду, заваленному падалицей,
нашел у калитки мешок с яблоками и чудесно закусил! А мне пришлось с воем опять ползать в саду… Ну разве не свинство!
В последний наш вечер на даче, выйдя из калитки с костями для хитрого лиса (я ему их складывала на пень), я на этого порося и наткнулась.
Свин шел прямо к нам! Толстый и смешной. Мы
с ним изумленно затоптались друг перед другом.
Тут из калитки вылетел Тибальд, и они немного
поругались, но я испугалась, что кабан прижмет
моего дурака к забору, все-таки свин в два раза
крупнее и тяжелее. Потом кабан, гневно взрыхляя
задними ногами землю и вращая хвостом (никогда
не знала, что у кабана такой длинный хвост с кисточкой на конце!), оскорбленно удалился!
(а летят эти птицы с зимовки аж из тропической Африки) ей захотелось пить,
и она упала в ванну. А может, ее сбили в полете ворона или ястребок. Славка
совершенно не беспокоилась, как будто всю жизнь провела на Аллиной
ладони. А потом вдруг, радостно пискнув «чек!»,
она взмыла в воздух и, пролетев метров десять,
плюхнулась в куст смородины. И сразу куст заголосил десятками птичьих голосов и зашевелился — оказалось, что там, молча и напряженно, целая
стая славок следила за «сушкой» их подруги. Мы
очень обрадовались и сами весело заскакали по
огороду. И удивительно: потом, когда бы я ни появлялась в саду, мне обязательно славки высвистывали песенку — такие журчащие трели из
нежных флейтовых звуков, как бы говоря: «спасибо!».
