Архив журнала для детей Костер

Ноябрь-декабрь 2016 года

Журнал Костер. Ноябрь-декабрь 2016 года

СОДЕРЖАНИЕ номера журнала «Костер»




Премьера книги

Наталья Евдокимова



Инсталляция


— Ребята, перед вами картина «Мальчик в мячике». Опишите ее.

Кузнецов завозился и заоглядывался. Все сидели так тихо, что было хорошо слышно, как возится и оглядывается Кузнецов.

— Кузнецов! — сказала учительница.

Кузнецов поднялся и почесал затылок.

— Чё делать-то?

Учительница глубоко вздохнула и показала на доску. К ней кнопками была прикреплена бумажная репродукция. Учительница постучала по репродукции и сказала:

— Опиши.

— Легко вам говорить, — покачал головой Кузнецов. В классе захихикали.

— Кузнецо-ов, — протянула учительница и снова постучала по картине. — Я жду.

— Я не могу, — улыбнулся Кузнецов, — я не готовился.

— К чему тут готовиться, Кузнецов? — спросила учительница. — Вот искусство. Вот ты. Можно сказать — онлайн. Расскажи, что видишь.

Кузнецов растерянно огляделся, несильно пнул парту и предложил:

Наконец-то искусство поразило тебя, Кузнецов

— Пусть Сафронова расскажет. Она про искусство лучше знает.

Катя Сафронова уже возвысилась над партой, когда учительница покачала головой:

— Сафронова, конечно, расскажет. Но мне надо, чтобы ты рассказал, Кузнецов. Мне надо, чтобы работала твоя голова, а не Сафроновой.

Сафронова села за парту и заметно обиделась. Кузнецов вышел к доске и первый раз взглянул на картину.

— Чё? — сказал он и отступил на пару шагов.

— «Мальчик в мячике»! — торжественно сказала учительница. — Наконец-то искусство поразило тебя, Кузнецов. И ты спасовал перед ним, Кузнецов. Эх, Кузнецов, Кузнецов.

— Кто нарисовал-то? — с любопытством спросил Кузнецов.

Вы мне сначала мальчика дорисуйте

— Это Виноградарский! — гордо сказала учительница и снисходительно похлопала Кузнецова по шевелюре. — Надо знать такие вещи! Что тебе показывает эта картина, Кузнецов?

— Кружок какой-то… — пожал плечами Кузнецов.

— Это мячик! — забеспокоилась учительница.

— А почему плоский?

— Потому что искусство!

— А… — сказал Кузнецов и ощупал картину. — А мальчик где?

— В мячике! — крикнула учительница.

— В смысле в кружке?

— В смысле в мячике! — сказала учительница. — Давай без смыслов, Кузнецов! Говори по делу! Расскажи про мальчика! Какой он? Кто он? Чего хочет? О чем мечтает?

— Вы мне сначала мальчика дорисуйте, — попросил Кузнецов. — А то мне рассказывать не о ком.

Что, раз искусство, можно мальчиков не дорисовывать, а мне про них рассказывай?

По рядам пошел шум, Петя Новиков потянул руку вверх:

Можно я скажу?

— Можно я скажу?

— Не можно! — огрызнулась учительница. — Вы ему всю жизнь подсказывать будете? Если он в двенадцать лет мальчика в мячике разглядеть не может, то что с ним будет дальше?

Рыжий мальчик с третьей парты звонко крикнул:

— То дальше он мячика в мальчике не сможет разглядеть!

Учительница бросила классный журнал на стол и крикнула:

— Разглядывай уже! Рассказывай!

И грустно добавила:

— Говори что-нибудь…

— Про кружок? — уточнил Кузнецов.

— Про картину, — вздохнула учительница.

— И почему этот кружок — и вдруг картина? — с вызовом спросил Кузнецов.

— Потому что в раме, — вздохнула учительница. — Два. Садись на место, Кузнецов.

Шел урок. Сафронова стояла у репродукции, что-то рассказывала об образе детства, как оно прячется за чем-то утраченным и незримым, как оно поглощает нас и скрывается навсегда. Кузнецов рвал бумажки, комкал их в мячики и бросался в одноклассников. Он стоял на подоконнике и прислонялся спиной к стеклу. Вокруг него была оконная рама, а потому Кузнецов стал искусством, и ему сегодня было можно все.



Сансевьера


Гришка задумчиво водил влажной кисточкой по носу. Кисточка пахла медом и еще чем-то непонятным. Еще Гришка рассматривал свой локоть. К нему пристало конфетти, и Гришка мысленно его отцарапывал.

— Гришунь, ну ты что застыл? — спросила мама. — Докрашивай. У меня вот фонарик готов. Я даже окошки нарисовала, пусть будет, как дом. Ты чего?

Гришка опомнился, растерянно посмотрел на маму и закивал.

— А-а. Ага. Щас, — обмакнул кисточку в краску и стал поспешно разрисовывать гирлянду. — Вот смотри, тут я для тебя специально паука нарисую, а тут — жука и гориллу. Ну, и трактор. И многоэтажку. Ну, если поместится. И барана какого-то нарисую. Еще не знаю что.

— Подожди-подожди, — сказала мама. — Посмотрика на меня. Чего весь нос оранжевый? Смешно, конечно. Но давай, сбегай умойся.

— Раз смешно, то можно и не умываться, — хихикнул Гришка и стер футболкой с носа краску. Мама посмотрела недовольно, а он добавил: — А что, футболка у меня тоже оранжевая. Все нормально.

Гришка снял с локтя конфетти и положил его на мамину голову.

— Украшения начинаются! — весело крикнул он.

— Гришунь, хватит баловаться, — попросила мама. — Давай дораскрашиваем, потом — украшать.

К Новому году они с мамой всегда готовились основательно. Разукрашивали окна, развешивали снежинки, гирлянды, лепили снеговиков из пластика. Вот только с елкой была проблема. Точнее, елки не было совсем! Ни настоящей, ни пластмассовой. Вместо нее была сансевьера. Они как-то специально с мамой отыскали настоящее название этого растения, и оно оказалось живым, веселым, каким-то итальянским — как раз для Нового года! Сансевьера длинными тонкими перьями тянулась прямо до потолка. На нее вешался дождик и бумажные игрушки, и она была как будто елка.

Кто знает, может, этот цветок и был елкой в душе, но на вид это была сансевьера сансевьерой. И хвоей не пахла. И Дед Мороз у цветочного горшка смотрелся нелепо. И Снегурочка была этому как-то не рада. Но маме нравилось. Гришке тоже нравилось — раньше. Но вот в этом году... В этом году хотелось настоящего Нового года!

— Мам, — сказал Гришка, перекладывая гирлянды с места на место. — Может, ну ее, сансевьеру. Все сансевьера и сансевьера, растет и растет. А ее украшаем и украшаем.

— Замечательно, — невесело сказала мама. — И что ты предлагаешь?

— Догадайся с трех раз, — хитро прищурился Гришка.

— Не украшать сансевьеру? — спросила мама.

— Украшать елку, — кивнул Гришка. — Молодец, ты почти угадала.

— Ну, Гриш, — огорчилась мама. — Я уже к сансевьере привыкла.

— Ну мам...

— Гришунь. Не капризничай. Ты что, маленький, что ли?



А в парке у них был куст, и он тоже становился елкой...


Гришка ничего не сказал, а только выпятил нижнюю губу и отвернулся. Что тут скажешь? Разве что можно ногтем в обоях процарапывать обиду. Но что это изменит?

Мама посмотрела на него и вздохнула. Из открытой форточки дул ветер, покачивал перья сансевьеры, шевелил бумажные украшения на полу. В окно заглядывали предновогодние снежинки и тут же исчезали. Мама достала большой пакет.

— Гришунь, — сказала она. — Собирай сюда украшения.

— Зачем? — обиженно спросил Гришка.

— Подождет наша сансевьера. Для нее завтра украшения сделаем. Давай, без разговоров. Собирай и сам собирайся. На улицу. Только мигом, ладно?

— Хорошо...

Он поспешно оделся, надвинул на глаза шапку и постучал варежкой о варежку. Мама осторожно взяла шуршащий пакет и открыла двери.



Гришка шёл, аккуратно оставляя свежие следы на нехоженом снеге и время от времени оглядывался на маму. Мама шла следом и наступала на Гришкины следы.

— Мам! — возмутился Гришка. — Не порть!

— Какой капризный, посмотрите на него, — усмехнулась мама и послушно пошла рядом.

Людей почти не было. А те, которые попадались на пути, были какими-то предпраздничными и почти ненастоящими. Некоторые из них несли елки. С елок сыпалась хвоя и тонула в глубоком снеге.

В парке было пустынно. Они с мамой уходили вглубь, продираясь через заросли. Вдруг на их пути появился мужчина в камуфляже.

— Елку рубить? — гаркнул он.

— Руками, что ли? — удивилась мама. — Гуляем.

— Ну, гуляйте, — согласился мужчина.

Начинало темнеть, и мама включила яркий фонарик. Гришка смотрел по сторонам и стряхивал с веток снег. На варежках налипли снежные комки, снег забивался в сапоги, и Гришка его время от времени выковыривал.

— Запомнил, как мы шли? — спросила мама, и Гришка кивнул. — Теперь выбирай себе елку.

— Рубить? — удивился Гришка.

— Украшать, — сказала мама. — Дома будет сансевьера. А в парке - твоя собственная елка.

— Понятно, — недоверчиво сказал Гришка и осмотрелся. Он не понимал, что было не так. И мысль украсить елку здесь была хорошая. И мама молодец. Но... Он вспомнил, что дома осталась сансевьера. Обычная, непраздничная. И вспомнил, как она превращалась каждый Новый год...

Елки были красивые, пушистые, невысокие — как раз новогодние. Гришка обошел их. Небольшая группа елок росла по кругу, а в центре, как будто внутри хоровода, рос куст. Обычный куст, невысокий, ничего такого особенного. Голые ветки и несколько не отвалившихся листьев — как будто бумажные игрушки.

— Мам! — звонко крикнул Гришка. — А давай этот куст нарядим! Ну пожалуйста!

Мама подошла поближе и посмотрела на куст.

— Смешно, конечно, — пожала плечами мама. — Давай.

Да, дома у них была сансевьера, и сансевьера была елкой. А в парке у них был куст, и он тоже становился елкой... В низ веток Гришка воткнул фонарик, и он освещал разукрашенные акварелью гирлянды, игрушки, самолетики, снежинки... Гришке хотелось петь и прыгать, но он молчал, улыбался, иногда счастливо поднимал вверх голову и ловил лицом снежинки.

— Лови! — весело сказала мама.

Гришка подпрыгнул, но случайно отбил игрушку рукой, и та улетела дальше, в еловые заросли...

Он вылез из-под елок, держа в руке игрушку. Гришка весь был усыпан колючими иголками и пах хвоей. Мама улыбнулась и намотала на него последнюю гирлянду.




Наталья Евдокимова
Художник Александр Яковлев
Страничка автора Страничка художника




Новое на сайте Сказка

Волшебная лампа Аладдина. Арабская сказка

Волшебная лампа Аладдина
Волшебная лампа Аладдина. Арабская сказка


НОВОСТИ САЙТА. Рассказы о природе


РУБРИКИ ЖУРНАЛА «КОСТЕР»